Арт украина

Патріотичне графіті. Київ

Воспоминания украинского солдата Евгения Ковтуна о последнем бою за Донецкий Аэропорт

Среди парней никто не был в стороне, даже раненые ребята, которые были в сознании, старались помочь - заряжали боекомплект, передавали магазины, чистили оружие, все были задействованы, как на конвейере. Практически каждый из нас думал, что мы погибнем и никто про наш подвиг, возможно, никогда не узнает. Но мы знали себе цену, знали за что стоим, да и просто дошли до такой грани, когда понимая, что нас может ждать, остается только одно - воевать до конца.

Я - солдат первого батальона 93-ей бригады, которая дислоцируется в Песках. Наши ребята до последнего стояли в аэропорту.

Живу в Киеве, до войны работал инженером в IT-сфере. Меня мобилизовали в августе, а до этого в армии я не служил. После двухнедельного учебного центра попал в 93-ью бригаду.
По специальности я - помощник гранатометчика, потом получил еще одну специальность, но озвучивать ее не стану, по ней я и поехал в аэропорт. А еще поехал туда из-за своего друга Дениса, его отправляли как корректировщика. Получилось так, что мой друг попал на диспетчерскую вышку. Он там прославился своим героизмом. И был подан на награды, но пока ничего не получил. Да и не из-за наград мы туда ехали, а просто выполняли свою работу. А я попал на новый терминал.
У меня уже было одно осколочное ранение в руку, полученное в Песках, но даже с наполовину рабочей рукой меня тянуло на передовую. Пока лечился в Киеве, не мог дома полноценно заниматься какими-то вещами, зная, что меня там ждут ребята. Надо все дела доделывать до конца - это мой принцип. А война не закончена, значит, дело не сделано.
Психологически к аэропорту я был подготовлен, потому что видел смерть своих ребят, знал, что такое обстрелы, что такое ближний бой, когда непосредственно видишь врага.
В новый терминал мы приехали 6 января, это был последний день зеленого коридора.
Мы называли его "коридором позора", поскольку нам приходилось останавливаться и вылезать с "Уралов", затем нас строили, обыскивали, смотрели, что мы везем, сколько нас едет и так далее. Мы ехали со своим штатным оружием, но враги установили свои правила: магазины должны были быть отстегнуты, а рожки - пустые. Снаряженным может быть только один рожок, но он не должен был быть пристегнут. Это абсурдная ситуация, но таково было решение командования, и мы не могли его обсуждать.
В терминале на 2-3 день после приезда, то есть 7-8, числа мы поняли, что по сути, перемирие закончилось, поскольку враг активизировался и начал атаковать со всех сторон. Но оборону мы держали абсолютно нормально. Мне помогал контакт между мной и Денисом, я знал, что он прикрывает меня справа на вышке, и пока он там - врагам с той стороны не пробраться. Однажды это подтвердилось, числа 10 или 11: я отдыхал после смены на посту, он мне позвонил и сказал: "Вы спите, а к вам подошла одна группа ополченцев, довольно значительная, около 50 человек и начинает приближаться вторая". Но попросил нас ничего не делать и чтоб даже офицеры не выходили по рации с нашей стороны. Сказал только усилить посты, мы сразу это организовали. Он сам красиво скорректировал огонь и группы были полностью разбиты.
Когда враги поняли, что с этой стороны к нам подойти не могут - начали применять танки, чтоб у них была возможность заходить со стороны Донецка, а также планово разрушать терминал и диспетчерскую вышку, которая была нашими глазами и ушами. В итоге башня пала. Была разрушена не до основания, но она наклонилась и рухнула. Я знаю, что там пострадали многие ребята, но все же оттуда они не ушли. После жесткого штурма терминала у нас был очень длительный бой. Но благодаря помощи нашей артиллерии мы отбили атаку. А вечером сепаратисты снова запросили перемирие, но не у нас, а у командования. Для того, чтоб собрать своих раненых и погибших, я спросил у коменданта, что случилось, почему перестала работать артиллерия. Мне сообщили, что дали добро на перемирие. Я посчитал, что, может, с какой-то стороны это и правильно, потому что нам тоже надо было собрать своих "двухсотых" и "трехсотых". Но когда наша арта перестала работать, враги воспользовались обломками вышки, как ступеньками, и подобрались к терминалу, с донецкой стороны, отчего наша линия обороны была немного сломлена, поскольку мы не могли контролировать эту территорию.
Всего нас было не так уж много, приблизительно человек 50 из разных бригад: 81-ой, 90-го и 74-го отдельного разведбата и моя 93-ья. У каждого была своя зона ответственности, мы держали врага, который двигался со старого терминала, это был пост "калитка" в первом зале. Этот пост, как и первый, простоял практически до конца. На этажах шли тяжелые бои, а сверху нас закидывали гранатами. На лестнице оборону держали бесстрашные пулеметчики. Одного из них ранили, в него вошло несколько пуль, позже его забрали медики, а судьбу второго я не знаю, но держались они до последнего.
Поскольку нас сильно зажимали, мы решили отодвинуться и держать один зал, большую территорию удерживать уже не было возможности. Стали создавать баррикаду вокруг него и хотели взорвать лестничную клетку. Я побежал вниз, чтоб найти саперов и на одном из этажей за дверью услышал голоса сепаратистов. Дверь была прострелена, они пытались прорваться, выламывая ее, но один из пулеметчиков их удерживал до тех пор, пока мы не сделали баррикаду из подручных средств, которые, на самом деле, защищали только визуально и легко простреливались. Наш сапер успел заминировать лестницу, но подорвать не успел, его и пулеметчика ранили. Зато мы успели вытащить раненых и отойти в зал.
боец ковтун
Несмотря на то, что мы теряли территорию, никто не собирался сдаваться. Я даже намеков от ребят не слышал про такое. Все были обозлены, потому что поняли, что правил войны для сепаров и наемников не существует. Мы дали им возможность эвакуировать своих, а они нам - нет.
Затем день за днем нас потихоньку зажимали. Для нас стерлось понятие "день-ночь", потому что некоторые бои длились чуть ли не сутки. Прорывались новые ребята, но часто не доезжали. А те, которые приезжали за ранеными, для меня - герои, потому что они знали, куда едут, и что это могло стать "билетом в один конец". И хотя часто им не удавалось никого забрать, потому что их машины сжигали, они все равно ехали повторно. Среди таких ребят Рахман и Андрей Север. А еще они ехали для того, чтоб быть нам подмогой, потому что те, кто стояли с 6 числа, уже были вымотаны.
Когда мы оказались в одном зале, нас начали подтравливать газом, сначала слезоточивым, потом перцовым. Но мы научились с ним бороться: брали влажные салфетки и засовывали под балаклаву, хотя тогда был сильный мороз, салфетки замерзали, но каждый старался носить их под броником, чтоб разморозить. Хуже было тем ребятам, которые в этот момент находились на постах, потому что после газа всегда ждали, что враги пойдут в жесткое наступление. Но такое случалось нечасто, потому что идти на нас они тоже не особо хотели. Видя, что хоть мы и загнаны в угол, и отходить нам некуда, но сдаваться мы не будем, они понимали, что малой кровью нас не взять и стоять мы будем до конца, а потери у них были и без того достаточно тяжелые.
Но бесконечно так продолжаться не могло. Я понял, что терминалу пришел конец, когда сепары зашли на верхние этажи и заняли подвал. Тактически они оказались в хорошем положении. Команды отходить для нас не было, да и возможности такой не было, поскольку мы были почти окружены. После морозов, которые достигали за 28 градусов, спать нормально нельзя было, да и кушать из-за постоянных обстрелов тоже. У меня, видимо, от усталости, поднялась высокая температура, а от пуль, которые попали в бронежилет, было сломано ребро Но каждый считал, что если не можешь стоять, то можно отстреливаться лежа. Среди парней никто не был в стороне, даже раненые ребята, которые были в сознании, старались помочь - заряжали боекомплект, передавали магазины, чистили оружие, все были задействованы, как на конвейере. Практически каждый из нас думал, что мы погибнем и никто про наш подвиг, возможно, никогда не узнает. Но мы знали себе цену, знали, за что стоим, да и просто дошли до такой грани, когда, понимая, что нас может ждать, остается только одно - воевать до конца. Единственное, что было страшно - попасть в плен. Для себя я принял решение в плен не идти и последние дни даже спал с гранатой. Я понимал, что все скоро закончится, помощь не подходит, а та, что подходит, она просто попадает в ту же ситуацию, что и мы. Но то, что про нас помнили, добавляло сил, плюс нам многие звонили, узнавали ситуацию; вся Украина за нас переживала, молилась. Включаешь телефон, а там 110 смсок: " Мы молимся за вас, держитесь!!" - и все в таком духе. Из моих ребят, из 93-ьей, в последние дни нас оставалось всего лишь три человека из десяти.
А подорвать нас решили, наверное, потому, что отчаялись пытаться захватить. Мы выжили, но всех завалило и сильно контузило. Как-то откопались, нашли оружие и стояли дальше. Мы пытались сделать 3 линии обороны, хоть и невысокие, чуть ниже колена. Кто покрепче, лежал за первой и второй линией, а раненых оттянули за третью. Так мы переночевали ночь, а к обеду следующего дня нас подорвали снизу. Практически все провалились в подвал. Тогда мы больше всего потеряли ребят, поскольку почти три этажа рухнуло нам на голову. Блоки перекрытия сильно завалили людей, доставать их было тяжело. Но даже в этой ситуации я не слышал панических настроений.
Меня завалило стеной, приходя в себя, я почувствовал, что ноги рабочие, но вылезти сам не мог, а враги как раз пошли в наступление. Ко мне подбежал один товарищ, увидел мою руку, которая торчала из минваты - я пытался разгрестись. Он хотел меня вытащить, а я говорю: "Не надо, пока что главное - отстреливайся, а я - нормально, живой". Он сказал, что у него заканчивается БК. Тогда я свою разгрузку руками нащупал и передал ему. Он таки отбился, правда в тот момент прилетела граната и нас немного покоцала.
Меня откопали, а остальных пацанов мы доставали, пока были силы. А вот двоих моих ребят завалило и их не нашли. Многие были без сознания и не давали знать о себе. Но самое печальное и самое невыносимое было - это ребята, которые звали на помощь, а мы не могли им помочь. Чтоб их достать нужна была техника.
После завала боекомплекта и оружия у нас осталось минут на 20 боя и то очень вяленького. В какой-то момент я просто отключился, меня разбудил один товарищ, Вова, и сказал, что будем выходить. Я ответил ему, что не могу встать, а он говорит, что ему тоже тяжело, потому что прострелены ноги. Но таки собрались с силами, я помог ему встать и мы стали выбираться. Идти по взлетке - это 99 из 100 - смерть, но по крайней мере, я понимал, что погибну с оружием в руках и в плен меня не возьмут. Уходили многие, а некоторые остались охранять тяжело раненых, выносить их не было возможности. Многие из них умирали у нас на глазах. Мы решили, что из тех, кто выйдет, хоть кто-то сможет добраться до своих, рассказать, что случилось и с какой стороны можно подъехать, чтоб забрать остальных.
Нам повезло, потому что было темно, и я думаю, что враги приняли нас за сепаров. Тогда что-то произошло, и не было мобильной связи и рации тоже глушились. Может, это как-то повлияло на то, что нам удалось выйти, потому что шли мы тупо по взлетной полосе. А дошли не все, потому что как таковой дороги не было, а в темноте после таких контузий и с травмами ориентация теряется, элементарно от усталости плохо соображаешь. Был туман, многие просто потерялись, некоторые падали в воронки. Но потом разыскали практически всех.
Мы вышли на метеостанцию утром, нас забрал БТР и отвез в Водяное, оттуда нас отправили по госпиталям. Я знаю, что судьба моих двоих ребят, их позывные Борода и Якут, которые там до последнего стояли, - неизвестна, но слышал такую информацию, что их под завалами нашел враг и что вроде как они в плену. Надеюсь, что если это так, их удастся обменять. Мертвыми я их не видел и в списках тоже. Ребят из плена надо вытягивать, и нашему руководству и командованию стоит не забывать о тех, кто стоял там насмерть.
Никто так не хочет мира, как солдаты, которые воевали, потому что мы видели. какое горе приносит война всем: военным, мирному населению, природе, домам. Это такая травма, которая не залечится. Для меня - это тяжелые воспоминания. Но любая война заканчивается миром, как бы там ни было. Вопрос: какой ценой? Многие ребята выжили и собираются ехать опять воевать. Я тоже прохожу ВВК (военно-врачебная комиссия, - ред.), меня отправили дообследоваться, потому что травмы были серьезные, но я хочу вернуться на фронт. Моя война еще не закончена! Год отвоюю, а там будет видно, что дальше. Мы, как люди гражданские, пришли на войну помочь нашей стране, помочь армии. Но воевать всю жизнь мы не можем. У нас есть семьи, и того снабжения, которое получаешь там, недостаточно для того, чтоб прокормить родных. Впрочем, все эти годы мы жили только для себя, покупали хорошие машины, квартиры, но никто никогда не думал об армии. Та свобода, которую мы получили, далась как-то легко и спокойно, становление нации как таковой мы не прошли. Может быть, теперь оно вернулось нам всем с лихвой, и мы должны пройти этот путь.
Самое тяжелое на войне - это смотреть, как твои раненые товарищи требуют помощи, а ты не всегда им можешь помочь. Люди важны и ценны. Только на войне понимаешь, что тот, кто сейчас находится рядом возле тебя, может прийти к тебе утром, чтоб попить кофе, а через час его может не быть в живых.
А у тех ребят, которые погибли, остались дети. Отцов им никто не заменит, но мы, если выживем, будем пытаться помочь сгладить эту утрату, поскольку их отцы погибли, защищая эту родину. И не дадим власти забывать об этих детях. Как нельзя забывать и о нас, солдатах. Мы не должны думать про свой тыл, а тыл для нас - это обеспечение семей и какие-то гарантии от государства. Очень многие не получили даже справок о том, что воевали. Мы удивляемся тому, что гражданские не понимают, что идет война, но гораздо печальнее, что некоторые военные этого тоже не понимают. Некоторые штабы работают с выходными, проходными, ну а на передовой выходных нет. Пройдя войну, мы все меняемся, и психика у многих нарушена, потому что многие из нас десятки раз прощались с жизнью. Какая-то мирская мелочь - это дикость для солдата, поэтому многие могут неадекватно реагировать. Обществу надо к нам привыкать. Нужно, чтоб человек вернулся и был нужен на работе, чтоб ему помогли адаптироваться. Мы воюем для того, чтоб добиться каких-то перемен в этой стране, но мы должны получать что-то взамен: политикам надо общаться с людьми, а офицерам общаться с солдатами. Тогда, может, сообща мы придем к чему-то новому.

Источник: https://goo.gl/acViTh

Национальный природный парк "Олешківські піски"

Мало кому известно, что на юге Украины, в 30 км от Херсона в Олешкивском районе, прямо на берегу Черного моря, находится вторая по величине пустыня Европы - Олешковские пески. 210000 га земель с уникальным ландшафтом и природой.

Олешковские пески - это море барханов, которое тянется сколько хватает взгляда. На этих барханах, или же - кучугурах, иногда растет такая-сякая растительность, между сугробами бывают маленькие озерца-солончаки, где растений немного больше.

Название происходит от названия города Олешки (название еще со времен Киевской Руси, в 1928—2016 — Цюрупинск), а пересечь ее можно за пол дня, ведь диаметр пустыни - всего 15 км.

Кроме того, мало кто знает, что на глубине 300-400 метров здесь находится пресное подземное озеро, которое питает питьевой водой значительную часть области. Вода в нем очень вкусная.

Пустыня состоит из 7 так называемых арен. Все они бугристые, с колебанием высот до 20 м. Между аренами, которые поджаривают в собственных котлах миллионы тонн песка, лежат озера и млеют под солнцем негустые леса.

Ученые назовут ее скорее полупустыней из-за количества осадков и температурный режим. Может специалистам и виднее, но климатические условия здесь излишне строги. Летом песок нагревается до 75 градусов по Цельсию. И тогда бесконечные песчаные барханы превращаются в крутые вершины, а крутые спуски и подъемы моментально истощают путешественника. Раскаленный песок мутит разум, слепит глаза и попадает в каждую щелочку. Крупинки очень мелкие. Бросишь горсть в воздух - и облачко еще некоторое время провисит невесомо. А вокруг - только тишина и ветер быстро прячет следы едва не единой живности. Это волнистые узоры, оставленные на песке змеями. 

На территории парка растут большие массивы березы, в том числе эндемичные - днепровской березы. Из животных здесь можно встретить волков, зайцев, песчанок, диких кабанов, фазанов, ужей и самых насекомых. Также здесь обитают большие популяции песчаного слепака и тушканчика-кандыбка. Чем ближе к границе леса - тем больше живых существ.

А еще в Олешковской пустыне живет опасный для человека паук - каракурт. Его яд в 15 раз сильнее яда гремучей змеи. Однако каракурт на людей сам не нападает.

История возникновения

Во времена Геродота в этих местах росли густые леса, но впоследствии они были вырублены местным населением. На смену лесам пришла степь с небольшими песчаными массивами, образованными благодаря наносам Днепра.

"Во времена, когда повсюду царила природа, а не человек, эти земли были богатыми. В Днепре плавало без счета рыбы. Туры, озабоченно опустив головы, паслись на сочных травах. Необозримыми степями мчались навстречу ветру сайгаки. Еще каких-то 3-4 сотни лет назад на стеблях зеленых трав здесь качалась тишина и природный покой... Разве что когда испуганный татарин вовсю промчится на коне в направлении Крыма. Или отряд казаков мелькнет вдали... "

Ветер смел все: и позор, и славу Олешковской Сечи - практически последнего пристанища запорожцев, которые, слоняясь между мощными гегемонами - Россией и Турцией, расколотые и разорванные внутренними междоусобицами, мечтали возродить былую славу Украины. Наверное даже не подозревали, что пройдет всего несколько десятилетий - и погибнут все, навсегда...

Еще 2400 назад здесь побывает Геродот. Он назовет местность Гилеей, то есть, Полесьем и опишет здешние зеленые леса с буйным разнотравьем и разнообразными деревьями. Но куда исчезнет описанное историком зеленое чудо? Откуда же вдруг здесь, в считанные километрах от Черного моря, рядом с могучим Днепром, появится такая огромная пустыня?

Пески на этих землях были давно, но потому, что видим сейчас, мы обязаны барону Фальц-Фейну (по крайней мере такова распространенная версия происхождения пустыни) - тому самому основателю Аскании-Новой. Тому, чьи сокровища мистически исчезли после его смерти. В 18-19 веке сюда массово стали завозить овец. Говорят, одному только барону принадлежало стадо до миллиона голов. Овцы уничтожили растительность, остальное сделали пожары, ветровая эрозия и бесцельная вырубка лесов. По данным «Журнала общеполезных сведений» только с 1802 по 1832 исчезло около 5000 га леса, после чего площадь под растительностью сократилась практически до нуля.

В двадцатом веке проблема начала стоять достаточно остро. Территории пустыни увеличивалась с каждым днем. Уникальность этих песков и в том, что они подвижны, и когда еще не было вокруг лесных насаждений, они наносили вред жителям окрестных сел, подползали к самим помещений и блокировали входы. В конце 40-х годов XX века советская власть начала массово высадживать леса. Впоследствии все прекратилось, когда тяжелым трудом с помощью волов и деревянных плугов было засажено более 100 000 гектаров леса. Сажали хвойные, березу и акацию, которые наиболее приспособлены к песчаной почвы. Несмотря на скепсис, леса прижились и смогли остановить пустыню, и сдерживают наступление песков уже более 70 лет. Семьсот гектаров из них несколько лет назад просто сгорели. Теперь это - самый большой в мире рукотворный лес. Сейчас это очень странное зрелище - море песчаных барханов в окружении гигантских искусственных массивов леса.

Итак, Олешковская пустыня является своеобразным символом беспомощности людей, которые своей деятельностью уничтожили местную экосистему. Теперь она угрожает разрушить пахотные земли Юга Украины, где распространены каштановые черноземные почвы в комплексе с солонцами.

Долгое время Олешковские пески были закрытой / секретной зоной. На территории пустыни располагался военный полигон. СССР оставил после себя еще один ужас времен холодной войны: идеальное, по мнению военных, место для упражнения в сбросе бомб. Более 2 десятков лет назад над пустыней шныряли самолеты, упражняясь в меткости. Сколько еще взрывчатки прячут барханы - неизвестно. Но пустыня будто сама постоянно высвобождается от назойливой ноши. Песок, гонимый ветром, плывет себе с места на место, и холмы постоянно меняют свои формы. То тут, то там из-под крупинок начинают выглядывать куски военного металла. Кто-то найдет простые гильзы от автомата, а кто-то находит цели бомбы когда-то так и не разорвались. Еще мгновение - и внезапный смерч снова похоронит их под волнами песка. Бомбометания на долгие годы оставили свои следы, и продолжает калечить, а то и забирать жизни (искателей металлолома). Туристам обычно бояться ничего, но стоит быть внимательными и осторожными. Часть из них до сих пор может быть взрывоопасной, поэтому следует считать на это и быть осторожными, выбрав это экзотическое место для путешествия. Возможно, именно благодаря легендам и слухам о спрятанных в барханам (местные жители называют их "сугробами») бомбы, это место до сих пор сохраняет уникальную атмосферу и природу.

В связи с войной на востоке министерство обороны Украины возобновило военные учения на бывшем полигоне, который находится под охраной и в ведении национального природного парка.

Сокровища украинской пустыни времен античности и средневековья

Олешковские пески скрывают не только тайны, но и сокровища. Много интересных и чрезвычайно ценных вещей было найдено здесь во время раскопок. Наличие на Олешковских песках предметов материальной культуры человека различных эпох - от палеолита до средневековья - позволяет сделать вывод, что она была более заселена человеком в прошлом, чем сегодня. Больше остатков этих культур известно для Козачье-Лагерной арены.

В песках встречаются грязно-буро-желтые, терракотовые и кирпичного цвета черепки греческих амфор античного времени. Археологи отмечают многочисленные находки наконечников скифских бронзовых стрел. Были также найдены: железный нож, бронзовые украшения от конской сбруи, бронзовые пряжки, шила, остатки бронзового зеркала и обломок скифского котла, бусины скифо-сарматских времен и инкрустированные бусины римских времен. Найденный бронзовый наконечник пояса датируется средневековьем.

На окраине арены в 1952 у с. Раденское была найдена медная монета времен Киевской Руси. На территории Козачье-Лагерной арены найдены также обломки глиняных козацких курительных трубок.

На одном из барханов есть небольшое кладбище, никто не знает, как и почему он здесь оказался, на одном из крестов можно увидеть дату смерти - в 1968 год. Местные люди говорят, что где-то в те времена на полигоне произошла авария - столкнулись два самолета, были человеческие жертвы.

Еще одна из легенд связывает Олешковские пески с козаками-характерниками, которые должны были проходить в песках обряд инициации - выжить около месяца без пищи и воды. Рассказывают, что сам атаман Сирко проходил подобное испытание. Легендарный Иван Сирко еще юношей стал в Олеши характерником. Древние предания рассказывают: "Получил юноша от старых учителей осанну и сложную задачу - найти секрет бессмертия. Месяц прожить в пустыне без пищи и воды. Несколько дней Сирко шел Олешками, и солнце побеждало. На шестой день закончилась вода, идти дальше не мог. И вдруг в мареве появилась красивая девушка, положила в руки какое-то растение и исчезла. На рассвете Сирко пришел в себя, в руке держал какие-то стебли и корешки. А сила вдруг вернулась».

Даже сегодня каждый может найти в пустыне это растение. Очевидно Сирко съел корешок милой двулистной. Человеку, чтобы выжить в царстве адского песка, достаточно съесть хотя бы один корешок.

Забывают рассказчики лишь об одном - во времена Сера на месте Олешковских песков еще не было никакой пустыни.

Как добраться?

Добираться в украинском пустыню можно из Херсона. Сначала нужно добраться маршруткой до города Олешки, а оттуда - маршруткой / автобусом до Раденска или Великие Копани. Из Херсона можно выехать утром на дизеле (отправляется около 8.00 утра) и доехать до тех самых населенных пунктов. А дальше уже пешком, с картой.

Еще можно добраться из Новой Каховки, - автобусом до Пролетарки (автобусов в этом направлении идет много). Затем с Пролетарки пешком до Новой Маячки, откуда к Олешковских песков - шапкой подать.

На сайте заповедника указано, что "відвідування Національного природного парку дозволено лише у супроводі інспектора відділу державної охорони ПЗФ та спеціаліста відділу еколого-освітньої роботи та рекреації. У разі самовільного відвідування території Парку, НПП «Олешківські піски» не несе відповідальності за вашу безпеку та життя. Будьте пильними: не відвідуйте вказану територію без супроводу спеціалістів НПП «Олешківські піски»!"

В феврале 2010 года президент Виктор Ющенко подписал указ о создании национального парка «Олешковские пески», который ограничил пребывание на территории пустыни. Попасть сюда можно только в составе экскурсионной группы или научной экспедиции. Запрет человеческой деятельности сразу положительно сказался на местной флоре и фауне. 

Посилання на джерела:

http://nppop.gov.ua/

http://vsviti.com.ua/nature/24854