***
"На войне кто о чем мечтал: кто домой вернуться, кто дойти до Берлина, а я об одном загадывала - дожить бы до дня рождения, чтобы мне исполнилось восемнадцать лет. Почему-то мне страшно было умереть раньше, не дожить даже до восемнадцати. Ходила я в брюках, в пилотке, всегда оборванная, потому что всегда на коленках ползешь, да еще под тяжестью раненого. Не верилось, что когда-нибудь можно будет встать и идти по земле, а не ползти. Это мечта была!..
Дошла до Берлина. Расписалась на рейхстаге: "Я, Софья Кунцевич, пришла сюда, чтобы убить войну".
Софья Адамовна Кунцевич, старшина, санинструктор стрелковой роты
***
"Жутко вспомнить, каким кошмарным был первый марш. Я готова была совершить подвиг, но не готова была вместо тридцать пятого носить сорок второй размер. Это так тяжело и так некрасиво! Так некрасиво!
Командир увидел, как я иду, вызвал из строя:
- Смирнова, как ты ходишь строевым? Что, тебя не учили? Почему ты не поднимаешь ноги? Объявляю три наряда вне очереди...
Я ответила:
- Есть, товарищ старший лейтенант, три наряда вне очереди! - повернулась, чтобы идти, и упала. Выпала из ботинок... Ноги были в кровь стерты....
Тогда и выяснилось, что ходить я уже не могла. Ротному сапожнику Паршину дали приказ сшить мне сапоги из старой плащ-палатки, тридцать пятого размера..."
Нонна Александровна Смирнова, рядовая, зенитчица
***
"Смотрю теперь фильмы о войне: медсестра на передовой, она идет аккуратненькая, чистенькая, не в ватных брюках, а в юбочке, у нее пилоточка на хохолке. Ну, неправда! Разве мы могли вытащить раненого, если бы были такие… Не очень-то в юбочке наползаешь, когда одни мужчины вокруг. А по правде сказать, юбки нам в конце войны только выдали, как нарядные. Тогда же мы получили и трикотаж нижний вместо мужского белья. Не знали, куда деваться от счастья. Гимнастерки расстегивали, чтобы видно было…"
Софья Константиновна Дубнякова, старший сержант, санинструктор
***
"Глаза закрою, все снова перед собой вижу…
Снаряд попал в склад с боеприпасами, вспыхнул огонь. Солдат стоял рядом, охранял, его опалило. Это уже был черный кусок мяса…. Он только прыгает… Подскакивает на одном месте… А все смотрят из окопчиков, и никто с места не сдвинется, все растерялись. Схватила я простыню, подбежала, накрыла этого солдата и сразу легла на него. Прижала к земле. Земля холодная… Вот так… Он покидался, пока разорвалось сердце, и затих…
А тут снова бой начался… Под Севском немцы атаковали нас по семь-восемь раз в день. И я еще в этот день выносила раненых с их оружием. К последнему подползла, а у него рука совсем перебита. Болтается на кусочках… На жилах… В кровище весь… Ему нужно срочно отрезать руку, чтобы перевязать. Иначе никак. А у меня нет ни ножа, ни ножниц. Сумка телепалась-телепалась на боку, и они выпали. Что делать? И я зубами грызла эту мякоть. Перегрызла, забинтовала… Бинтую, а раненый: "Скорей, сестра. Я еще повоюю". В горячке…"
Ольга Яковлевна Омельченко, санинструктор стрелковой роты
***
"Дали мне за мои ордена и медали какие-то такие специальные талоны, чтобы я могла пойти в военторг и купить что-нибудь. Я купила себе сапожки резиновые, тогда самые модные, купила пальто, платье, ботинки. Шинель решила продать. Иду на рынок... Я пришла в летнем, светлом платье... С заколкой в волосах... И что я там увидела? Молодые ребята без рук, без ног... Весь народ воевавший... С орденами, с медалями... У кого руки целые, ложки самодельные продает. Женские бюстгальтеры, трусики. А другой... Без рук, без ног... Сидит и слезами умывается. Копеечку просит... Никаких инвалидных колясок у них не было, они ездили на самодельных досках, толкая их руками, у кого они были. Пьяные. Пели "Позабыт, позаброшен". Вот такие сцены... Я ушла, я не продала свою шинель. И сколько я жила в Москве, лет пять, наверное, я не могла ходить на рынок. Я боялась, что кто-нибудь из этих калек меня узнает и крикнет: "Зачем ты меня тогда из-под огня вытащила? Зачем спасла?" Я вспоминала одного молодого лейтенанта... У него ноги... Одна отрезана осколком, другая еще на чем-то висела... Я его перевязывала... Под бомбами... А он кричал мне: "Не тяни! Добей!! Добей... Я тебе приказываю..." Понимаете? И вот я все время боялась встретить этого лейтенанта..."
Зинаида Васильевна Корж, санинструктор кавалерийского эскадрона
***
"Люди не хотели умирать… Мы на каждый стон отзывались, на каждый крик. Меня один раненый, как почувствовал, что умирает, вот так за плечо обхватил, обнял и не отпускает. Ему казалось, что если кто-то возле него рядом, если сестра рядом, то от него жизнь не уйдет. Он просил: "Еще бы пять минуток пожить. Еще бы две минутки…" Одни умирали неслышно, потихоньку, другие кричали: "Не хочу умирать!" Ругались: мать твою… Один вдруг запел… Запел молдавскую песню… Человек умирает, но все равно не думает, не верит, что он умирает. А ты видишь, как из-под волос идет желтый-желтый цвет, как тень сначала движется по лицу, потом под одежду… Он лежит мертвый, и на лице какое-то удивление, будто он лежит и думает: как это я умер? Неужели я умер?"
***
"Когда шла война, нас не награждали, а когда кончилась, мне сказали: "Наградите двух человек". Я возмутилась. Взяла слово, выступила, что я замполит прачечного отряда, и какой это тяжелый труд прачек, что у многих из них грыжи, экземы рук и так далее, что девчонки молодые, работали больше машин, как тягачи. У меня спрашивают: "Можете к завтрашнему дню представить наградной материал? Мы еще наградим". И мы с командиром отряда ночь сидели над списками. Многие девчата получили медали "За отвагу", "За боевые заслуги", а одну прачку наградили орденом Красно Звезды. Самая лучшая прачка, она не отходила от корыта: бывало, се уже не имеют сил, падают, а она стирает. Это была пожилая женщина, у нее вся семья погибла".
Валентина Кузьминична Братчикова-Борщевская, лейтенант, замполит полевого прачечного отряда
***
"Привели меня к моему взводу… Солдаты смотрят: кто с насмешкой, кто со злом даже, а другой так передернет плечами - сразу все понятно. Когда командир батальона представил, что вот, мол, вам новый командир взвода, все сразу взвыли: "У-у-у-у…" Один даже сплюнул: "Тьфу!"
А через год, когда мне вручали орден Красной Звезды, эти же ребята, кто остался в живых, меня на руках в мою землянку несли. Они мной гордились.
Апполина Никоновна Лицкевич-Байрак, младший лейтенант, командир саперно-минерного взвода
***
"Были на лесозаготовках, таскали ящики с боеприпасами. Помню, тащила один ящик, так и грохнулась, он тяжелее меня. Это – одно. А второе – сколько трудностей для нас было, как для женщин. Например, такое. Я потом стала командиром отделения. Все отделение из молодых мальчишек. Мы целый день на катере. Катер небольшой, там нет никаких гальюнов. Ребятам по необходимости можно через борт, и все. Ну, а как мне? Пару раз я до того дотерпелась, что прыгнула прямо за борт и плаваю. Они кричат: "Старшина за бортом!" Вытащат. Вот такая элементарная мелочь… Но какая это мелочь? Я потом лечилась… Представляете?"
Старшина первой статьи Ольга Васильевна Подвышенская
***
"Если долго шли, искали мягкой травы. Рвали ее и ноги... Ну, понимаете, травой смывали... Мы же свои особенности имели, девчонки... Армия об этом не подумала... Ноги у нас зеленые были... Хорошо, если старшина был пожилой человек и все понимал, не забирал из вещмешка лишнее белье, а если молодой, обязательно выбросит лишнее. А какое оно лишнее для девчонок, которым надо бывает два раза в день переодеться. Мы отрывали рукава от нижних рубашек, а их ведь только две. Это только четыре рукава..."
Клара Семеновна Тихонович, старший сержант, зенитчица
***
"После войны… Я жила в коммунальной квартире. Соседки все были с мужьями, обижали меня. Издевались: "Ха-ха-а… Расскажи, как ты там б… с мужиками…" В мою кастрюлю с картошкой уксуса нальют. Всыпят ложку соли… Ха-ха-а…
Демобилизовался из армии мой командир. Приехал ко мне, и мы поженились. Записались в загсе, и все. Без свадьбы. А через год он ушел к другой женщине, заведующей нашей фабричной столовой: "От нее духами пахнет, а от тебя тянет сапогами и портянками".
Так и живу одна. Никого у меня нет на всем белом свете. Спасибо, что ты пришла…"
Екатерина Никитична Санникова, сержант, стрелок
***
"Как нас встретила Родина? Без рыданий не могу… Сорок лет прошло, а до сих пор щеки горят. Мужчины молчали, а женщины… Они кричали нам: "Знаем, чем вы там занимались! Завлекали молодыми п… наших мужиков. Фронтовые б… Сучки военные…" Оскорбляли по-всякому… Словарь русский богатый…
Провожает меня парень с танцев, мне вдруг плохо-плохо, сердце затарахтит. Иду-иду и сяду в сугроб. "Что с тобой?" - "Да ничего. Натанцевалась". А это – мои два ранения… Это – война… А надо учиться быть нежной. Быть слабой и хрупкой, а ноги в сапогах разносились – сороковой размер".
Клавдия С-ва, снайпер
***
"Тебе это понятно? Это можно понять сейчас? Я хочу, чтобы ты мои чувства поняла... Без ненависти стрелять не будешь. Это - война, а не охота. Я помню, как на политзанятиях нам читали статью Ильи Эренбурга "Убей его!" Сколько раз встретишь немца, столько раз его убей. Знаменитая статья, ее тогда все читали, заучивали наизусть. На меня она произвела сильное впечатление, у меня в сумке всю войну лежала эта статья и папина "похоронка"... Стрелять! Стрелять! Я должна мстить..."
Валентина Павловна Чудаева, сержант, командир зенитного орудия
***
"Никогда не знаешь своего сердца. Зимой вели мимо нашей части пленных немецких солдат. Шли они замерзшие, с рваными одеялами на голове, прожженными шинелями. А мороз такой, что птицы на лету падали. Птицы замерзали. В этой колонне шел один солдат… Мальчик… У него на лице замерзли слезы… А я везла на тачке хлеб в столовую. Он глаз отвести не может от этой тачки, меня не видит, только эту тачку. Хлеб… Хлеб… Я беру и отламываю от одной буханки и даю ему. Он берет… Берет и не верит. Не верит… Не верит!
Я была счастлива… Я была счастлива, что не могу ненавидеть. Я сама себе тогда удивилась…"
Наталья Ивановна Сергеева, рядовая, санитарка
