Полиция арт

Чортків, Тернопільська область

Первое письменное упоминание о Черткове - 1427 как о с. Чартковице Теребовлянского уезда, собственность Я. Прадонтича, сына Прадонты Копиценського (Копичинського). 

Исследователи связывают название города со злым Чернобогом, по другим преданиям название происходит от первого поселенца К. Черного или от Чертовой долины, которая была известна до возникновения поселения. Также существует еще одна гипотеза о происхождении названия местности от фамилии поляка Чартковского - магната, которому принадлежали данные земли. Но в основе последней версии лежит анахронизм: Чартковского получил Чартковице (Чертков) через столетие после первого упоминания об этом городе

Чертков - город в Тернопольской области с населением около 30 тыс. чел. Небольшое и уютное, оно производит приятное впечатление на туристов. Интересное прежде всего старым полуразрушенным замком, неоготическом костелом Св. Станислава, Покровской церковью, ратушей и деревянными храмами.

А главное - «чертову» название с лихвой компенсирует огромное количество храмов различных конфессий в городе. Только имеющих возраст более 100 лет, в Черткове - 8. А еще несколько возведенных уже во времена независимости. Но и этого чертковцам оказывается мало: церкви в городе продолжают строить.

Костел Матери Божьей, святого Розария и святого Станислава (именно такое полное название имеет храм) впервые возведено в 1610 году для кляштора (монастыря) доминиканцев. Костел и сегодня выглядит как оборонительный, а в давние времена еще и был окружен высокими оборонительными стенами с башнями, остатки которых до сих пор сохранились с тыльной стороны храма. Так же во время многочисленных нападений татар за храмовыми стенами скрывалось местное население. Первые лица Польши неоднократно посещали монастырь. В 1663 году Чертков посетил, приняв участие в Литургии в костеле, король Ян Казимир, следовавшего походом на Смоленск. А в 1683 году в монастырском костеле побывал следующий польский король - Ян III Собеский.

В конце XIX века костел уже не вмещал всех прихожан, число которых постоянно росло. Возникла потребность в новом, более просторном храме.  Часть стен старого костела частично разобрали, а на его месте стараниями Яна Саса-Зубжинського, польского архитектора, профессора Краковского университета, в начале ХХ века появился новый величественный храм в стиле Надвислянского готики, украшали скульптуры святых, изготовленных мастерами Чеславом Столбом и Диаманте Станкевичем. Перестройка длилась долгих десять лет и закончилась почти перед началом Первой мировой войны. И радость местных католиков была недолгой: в 1914 году российские войска сняли и вывезли колокола. Остался только один, самый большой, который оккупанты не смогли снять. Но и его через 3 года вывезли немцы, разбив на части и сняв. За два года колокола вернулись на свое место. Советская власть оказалась более жестокой: в 1941 году перед наступлением немцев костел и монастырь подожгли, а почти всех отцов и монахов-доминиканцев замучили на окраине Черткова. До 1946 года костел еще некоторое время принадлежал римо-католикам. В 1947 году его передали православным, а в 1959 году превратили в склад горторга. В конце 80-х годов храм все же вернули доминиканцам. Тут есть орган.

бывший Окружной суд начала ХХ века.

Деревянная Вознесенская церковь - один из самых совершенных творений подольской школы народной архитектуры. Храм возведен в тогдашнем пригороде Черткова, Нижний Выгнанке, в 1717 году (по другим данным - в 1738), хотя церковь, разрушенная турками и татарами, стояла здесь еще с 1630 года. Сразу же поражает его сложный силуэт с тремя высокими верхами и удлиненным притвором. Центральный купол с двумя уступами доминирует над другими двумя, имеющих по одному залу, а совершенства достопримечательности предоставляет навес на фигурных кронштейнах, которое служило прихожанам для защиты от непогоды. Не менее интересна и деревянная колокольня, отстроена в 90-е годы прошлого века, и уютный, почти домашний интерьер храма. 

Считается, что первая синагога в Черткове построена в 1682-1686 годах во времена польского короля Яна Собеского, который благосклонно относился к евреям. Старинную колокольню и сегодня можно увидеть в центре города, недалеко от новой ратуши, по адресу ул. Гоголя, 2. Но в одноэтажном здании с толстыми стенами синагоги уже давно нет... Известно, что в 1754 году еврейская община начала строительство еще одной синагоги, деньги на которую дал раввин Майер Кац. Возможно, что речь идет об этой же старой колокольне - Большую синагогу, а датировка ее в реестре местных достопримечательностей 80-ми годами XVII века ошибочно.

В 1860 году Ружинский цадик Давид Моше Фридман основал в Черткове хасидский центр. В начале ХХ века евреи составляли треть населения города, поэтому появилась необходимость в строительстве новой синагоги. Построена по проекту венского архитектора Ганса Гельдкремера в течение 1905-1909 годов, она получена название «Новой синагоги». Построенная в романтическом стиле с использованием мавританских мотивов, образница походила скорее на фешенебельный дворец, чем на дом молитвы. Роскошности ей предоставило отделка резьбой, выполненное итальянскими мастерами. Главный фасад здания состоит из центрального ризалита, который скрывает под собой покрытый четырехскатной крышей объем здания, одноэтажных флигелей и размещенных по краям двухэтажных граненых башен.

Костел бывшего монастыря кармелитов. К сожалению, информации о монастыре осталось очень мало. Известно, что монастырь кармелитов босых в Черткове основан в 1635 году (по другим данным - в 1697) по инициативе графа Станислава Потоцкого. Костел, который мы видим сегодня, возвели во второй половине XIX века.

Храм окружен двухэтажным, квадратным корпусом келий, который имеет просторный внутренний двор. Сегодня в бывшем костеле действует церковь Непорочного Зачатия Девы Марии, а в бывшем корпусе келий расположены дом для детей и престарелых «Каритас» и Высшая дьяковской-катехизическая академия.

Замок в Черткове построен в XVI веке по инициативе первого владельца этих земель Ежи Чартковского (Jerze Czortkowski), на левом берегу реки Серет. Сначала укрепление было деревянным и служило для защиты от нападений татар и валахов. После уничтожения его татарами, Станислав Гольский (Stanislaw Golski) в 1610 году, на этом месте заложил и каменный замок.

Замок в плане пятисторонний, на углах возвышались угловые башни. До перестройки, замок по периметру, был застроен жилыми и хозяйственными помещениями, а внешние стены строений были оборонной стеной крепости. От них остались только подвалы. Две башни выступали за линию стен. Юго-западная пятиконечная, имеет два яруса и большие подвалы. Северо-западная - четырехугольная, имеет один ярус с подвалом. Перекрытия башен не сохранились. После перестройки дворец занял западную часть замка. Прямоугольный в плане, обоими торцами примыкал к угловым башням замка, которые фактически стали его продолжением. Ренессансный по стилю замок имел со двора два этажа, которые украшали изысканные аркадные галереи.

По внешнему фасаду дворца, между башнями, была обустроена терраса, в нижней части которой находятся большие подвалы. Терраса выходила наружу красивой аркадной композицией. Южная четырехгранная башня сохранилась на уровне первого яруса.

Станислав Гольский (н / в-1612) женился второй раз на Анне Потоцкой (Anna Potocka 1593-1623) герба Пилява (Pilawa), и в 1612 году умер. С 1672 году город и округа захватили турки и находились здесь до 1683 года. Замок стал резиденцией субпаши.

С середины XVII века замок перешел в собственность Потоцких, которые достроили и укрепили крепость. Замок находился в собственности Потоцких до конца XVII века. Следующим владельцем замка стал Гиероним Садовский (Hieronim Sadowski). В конце XIX века Гиероним Садовский передал свои права на владение замком польском женскому монастырю сестер-кармелиток. В дальнейшем в замке были склады. А в коммунистические времена нефтебаза.

Археологические находки

В Черткове обнаружены археологические памятники среднего палеолита, трипольской культуры, поселения древних славян. Трипольский поселения близ города обнаружено в 1920-х годах.

В Черткове насчитывается 3 памятника археологии:

- Стоянка Чертков І - средний палеолит (150-40 тыс. лет назад) - в урочище Карьер.

- Поселение Чертков ІІ - пражская культура - в центральной части города, ул. Рынок, на территории РайПО, правый берег р. Серет

- Поселение Чертков ІІІ - трипольская культура;культура Ноа - на северозападной окраине города, ул. Ольховая I - II надпойменные террасы безымянного ручья.

Город расположен на территории надднестровского (опильского) говора. В «Надднестрянский региональный словарь» внесены следующие слова и фразеологизмы, применяемые в Черткове:

Босакы - босоножки

бурты - суконная обувь

Жидык - птица, которая перед дождем кричит

закопьянкы - вид сапог

карниши - карнизы

кобрак - теплая безрукавка

марок - прибор для проведения грядок на поле

нанашка - крестная мама

палюшкы - клецки из тертого картофеля и муки

райтыкы - брюки-галифе

сволок - брус, поддерживающий потолок

тырба - суп из кукурузной муки

шмир - мазут

Ябчанка, ябченка - суп из яблок

ягодянка - суп из ягод. 

В этом году в июле остановлено строительство мемориального памятника, посвященного 100-летию Чертковского офензиви, из-за выявления факта надругательства над захоронениями. Территория кладбища, на котором вырыли котлован для строительства мемориального памятника воинам Украинской Галицкой армии, оказалась местом захоронения. 

Вырытую землю вместе с человеческими останками строители, как утверждают, вывезли в мусор. Сейчас полицейские устанавливают это место, чтобы была возможность осуществить перезахоронение. На территории, где вырыт котлован, при осмотре тоже обнаружены останки человеческих костей. 

Полиция отреагировала на обращение общественных активистов, у которых были подозрения, что именно в этом месте находится Военное кладбище, где похоронены Украинские Стрельцы, погибшие в 1919-1920-х годах. О том, что перед началом строительных работ необходимо провести исследования, неоднократно подчеркивала ОО "Альтернатива-Чертков". 

Comic Con Ukraine

Шановні, а чи ви чули про цю подію?

І чи збираетесь її відвідати?

Таки може #Сходка?

ГПіМР: Розділи 100-102

Мост за 1300 долларов

ГПіМР: Розділи 97-99

Ой. Здається ми забули повідомити про нову публікацію!

Не тягну кота за хвоста -- ось ще три перекладені розділи фанфіку "Гаррі Поттер і методи раціональності"

(Оригінал зображення тут. Чудовий фан-арт.)

Ми -- група ентузіастів, хто у вільний час займається перекладом. Заходьте на наш сайт. Там же можна знайти інструкції для тих, хто хоче допомогти або приєднатись до перекладу. Оригінал книги англійською є тут.

Наша сторінка у ФБ. Будемо дуже вдячні, якщо ви натиснете вподобайки та поширете інформацію про книгу.

Украинский проекта "Мавка" победил на крупнейшем европейском анимационном консилиуме

     Кажется мы стали забывать что то очень важное ....

                           Фэндому нужен герой .... 

                      Отныне и навсегда все посты 

 с "намёком" на политику и кажущимся "намёком" на политику

                    автоматически попадают в бан .... 

            но если это милый арт или клип, то нет. 

            Степень милоты определяют модераторы. 

                     Отныне и навсегда все посты

         с тегом #Острый Перец и #Сало с №востями  

автоматически лишаются нашего милого тега Моя Україна ... 

но если информация не содержит презрения к нашим милым,

                        тьфу, братьям ^^ то можно , 

                    но #Острый Перец все равно нет .

Отныне и навсегда Моя Україна останется кусочком няшности. 

Воспоминания украинского солдата Евгения Ковтуна о последнем бою за Донецкий Аэропорт

Среди парней никто не был в стороне, даже раненые ребята, которые были в сознании, старались помочь - заряжали боекомплект, передавали магазины, чистили оружие, все были задействованы, как на конвейере. Практически каждый из нас думал, что мы погибнем и никто про наш подвиг, возможно, никогда не узнает. Но мы знали себе цену, знали за что стоим, да и просто дошли до такой грани, когда понимая, что нас может ждать, остается только одно - воевать до конца.

Я - солдат первого батальона 93-ей бригады, которая дислоцируется в Песках. Наши ребята до последнего стояли в аэропорту.

Живу в Киеве, до войны работал инженером в IT-сфере. Меня мобилизовали в августе, а до этого в армии я не служил. После двухнедельного учебного центра попал в 93-ью бригаду.
По специальности я - помощник гранатометчика, потом получил еще одну специальность, но озвучивать ее не стану, по ней я и поехал в аэропорт. А еще поехал туда из-за своего друга Дениса, его отправляли как корректировщика. Получилось так, что мой друг попал на диспетчерскую вышку. Он там прославился своим героизмом. И был подан на награды, но пока ничего не получил. Да и не из-за наград мы туда ехали, а просто выполняли свою работу. А я попал на новый терминал.
У меня уже было одно осколочное ранение в руку, полученное в Песках, но даже с наполовину рабочей рукой меня тянуло на передовую. Пока лечился в Киеве, не мог дома полноценно заниматься какими-то вещами, зная, что меня там ждут ребята. Надо все дела доделывать до конца - это мой принцип. А война не закончена, значит, дело не сделано.
Психологически к аэропорту я был подготовлен, потому что видел смерть своих ребят, знал, что такое обстрелы, что такое ближний бой, когда непосредственно видишь врага.
В новый терминал мы приехали 6 января, это был последний день зеленого коридора.
Мы называли его "коридором позора", поскольку нам приходилось останавливаться и вылезать с "Уралов", затем нас строили, обыскивали, смотрели, что мы везем, сколько нас едет и так далее. Мы ехали со своим штатным оружием, но враги установили свои правила: магазины должны были быть отстегнуты, а рожки - пустые. Снаряженным может быть только один рожок, но он не должен был быть пристегнут. Это абсурдная ситуация, но таково было решение командования, и мы не могли его обсуждать.
В терминале на 2-3 день после приезда, то есть 7-8, числа мы поняли, что по сути, перемирие закончилось, поскольку враг активизировался и начал атаковать со всех сторон. Но оборону мы держали абсолютно нормально. Мне помогал контакт между мной и Денисом, я знал, что он прикрывает меня справа на вышке, и пока он там - врагам с той стороны не пробраться. Однажды это подтвердилось, числа 10 или 11: я отдыхал после смены на посту, он мне позвонил и сказал: "Вы спите, а к вам подошла одна группа ополченцев, довольно значительная, около 50 человек и начинает приближаться вторая". Но попросил нас ничего не делать и чтоб даже офицеры не выходили по рации с нашей стороны. Сказал только усилить посты, мы сразу это организовали. Он сам красиво скорректировал огонь и группы были полностью разбиты.
Когда враги поняли, что с этой стороны к нам подойти не могут - начали применять танки, чтоб у них была возможность заходить со стороны Донецка, а также планово разрушать терминал и диспетчерскую вышку, которая была нашими глазами и ушами. В итоге башня пала. Была разрушена не до основания, но она наклонилась и рухнула. Я знаю, что там пострадали многие ребята, но все же оттуда они не ушли. После жесткого штурма терминала у нас был очень длительный бой. Но благодаря помощи нашей артиллерии мы отбили атаку. А вечером сепаратисты снова запросили перемирие, но не у нас, а у командования. Для того, чтоб собрать своих раненых и погибших, я спросил у коменданта, что случилось, почему перестала работать артиллерия. Мне сообщили, что дали добро на перемирие. Я посчитал, что, может, с какой-то стороны это и правильно, потому что нам тоже надо было собрать своих "двухсотых" и "трехсотых". Но когда наша арта перестала работать, враги воспользовались обломками вышки, как ступеньками, и подобрались к терминалу, с донецкой стороны, отчего наша линия обороны была немного сломлена, поскольку мы не могли контролировать эту территорию.
Всего нас было не так уж много, приблизительно человек 50 из разных бригад: 81-ой, 90-го и 74-го отдельного разведбата и моя 93-ья. У каждого была своя зона ответственности, мы держали врага, который двигался со старого терминала, это был пост "калитка" в первом зале. Этот пост, как и первый, простоял практически до конца. На этажах шли тяжелые бои, а сверху нас закидывали гранатами. На лестнице оборону держали бесстрашные пулеметчики. Одного из них ранили, в него вошло несколько пуль, позже его забрали медики, а судьбу второго я не знаю, но держались они до последнего.
Поскольку нас сильно зажимали, мы решили отодвинуться и держать один зал, большую территорию удерживать уже не было возможности. Стали создавать баррикаду вокруг него и хотели взорвать лестничную клетку. Я побежал вниз, чтоб найти саперов и на одном из этажей за дверью услышал голоса сепаратистов. Дверь была прострелена, они пытались прорваться, выламывая ее, но один из пулеметчиков их удерживал до тех пор, пока мы не сделали баррикаду из подручных средств, которые, на самом деле, защищали только визуально и легко простреливались. Наш сапер успел заминировать лестницу, но подорвать не успел, его и пулеметчика ранили. Зато мы успели вытащить раненых и отойти в зал.
боец ковтун
Несмотря на то, что мы теряли территорию, никто не собирался сдаваться. Я даже намеков от ребят не слышал про такое. Все были обозлены, потому что поняли, что правил войны для сепаров и наемников не существует. Мы дали им возможность эвакуировать своих, а они нам - нет.
Затем день за днем нас потихоньку зажимали. Для нас стерлось понятие "день-ночь", потому что некоторые бои длились чуть ли не сутки. Прорывались новые ребята, но часто не доезжали. А те, которые приезжали за ранеными, для меня - герои, потому что они знали, куда едут, и что это могло стать "билетом в один конец". И хотя часто им не удавалось никого забрать, потому что их машины сжигали, они все равно ехали повторно. Среди таких ребят Рахман и Андрей Север. А еще они ехали для того, чтоб быть нам подмогой, потому что те, кто стояли с 6 числа, уже были вымотаны.
Когда мы оказались в одном зале, нас начали подтравливать газом, сначала слезоточивым, потом перцовым. Но мы научились с ним бороться: брали влажные салфетки и засовывали под балаклаву, хотя тогда был сильный мороз, салфетки замерзали, но каждый старался носить их под броником, чтоб разморозить. Хуже было тем ребятам, которые в этот момент находились на постах, потому что после газа всегда ждали, что враги пойдут в жесткое наступление. Но такое случалось нечасто, потому что идти на нас они тоже не особо хотели. Видя, что хоть мы и загнаны в угол, и отходить нам некуда, но сдаваться мы не будем, они понимали, что малой кровью нас не взять и стоять мы будем до конца, а потери у них были и без того достаточно тяжелые.
Но бесконечно так продолжаться не могло. Я понял, что терминалу пришел конец, когда сепары зашли на верхние этажи и заняли подвал. Тактически они оказались в хорошем положении. Команды отходить для нас не было, да и возможности такой не было, поскольку мы были почти окружены. После морозов, которые достигали за 28 градусов, спать нормально нельзя было, да и кушать из-за постоянных обстрелов тоже. У меня, видимо, от усталости, поднялась высокая температура, а от пуль, которые попали в бронежилет, было сломано ребро Но каждый считал, что если не можешь стоять, то можно отстреливаться лежа. Среди парней никто не был в стороне, даже раненые ребята, которые были в сознании, старались помочь - заряжали боекомплект, передавали магазины, чистили оружие, все были задействованы, как на конвейере. Практически каждый из нас думал, что мы погибнем и никто про наш подвиг, возможно, никогда не узнает. Но мы знали себе цену, знали, за что стоим, да и просто дошли до такой грани, когда, понимая, что нас может ждать, остается только одно - воевать до конца. Единственное, что было страшно - попасть в плен. Для себя я принял решение в плен не идти и последние дни даже спал с гранатой. Я понимал, что все скоро закончится, помощь не подходит, а та, что подходит, она просто попадает в ту же ситуацию, что и мы. Но то, что про нас помнили, добавляло сил, плюс нам многие звонили, узнавали ситуацию; вся Украина за нас переживала, молилась. Включаешь телефон, а там 110 смсок: " Мы молимся за вас, держитесь!!" - и все в таком духе. Из моих ребят, из 93-ьей, в последние дни нас оставалось всего лишь три человека из десяти.
А подорвать нас решили, наверное, потому, что отчаялись пытаться захватить. Мы выжили, но всех завалило и сильно контузило. Как-то откопались, нашли оружие и стояли дальше. Мы пытались сделать 3 линии обороны, хоть и невысокие, чуть ниже колена. Кто покрепче, лежал за первой и второй линией, а раненых оттянули за третью. Так мы переночевали ночь, а к обеду следующего дня нас подорвали снизу. Практически все провалились в подвал. Тогда мы больше всего потеряли ребят, поскольку почти три этажа рухнуло нам на голову. Блоки перекрытия сильно завалили людей, доставать их было тяжело. Но даже в этой ситуации я не слышал панических настроений.
Меня завалило стеной, приходя в себя, я почувствовал, что ноги рабочие, но вылезти сам не мог, а враги как раз пошли в наступление. Ко мне подбежал один товарищ, увидел мою руку, которая торчала из минваты - я пытался разгрестись. Он хотел меня вытащить, а я говорю: "Не надо, пока что главное - отстреливайся, а я - нормально, живой". Он сказал, что у него заканчивается БК. Тогда я свою разгрузку руками нащупал и передал ему. Он таки отбился, правда в тот момент прилетела граната и нас немного покоцала.
Меня откопали, а остальных пацанов мы доставали, пока были силы. А вот двоих моих ребят завалило и их не нашли. Многие были без сознания и не давали знать о себе. Но самое печальное и самое невыносимое было - это ребята, которые звали на помощь, а мы не могли им помочь. Чтоб их достать нужна была техника.
После завала боекомплекта и оружия у нас осталось минут на 20 боя и то очень вяленького. В какой-то момент я просто отключился, меня разбудил один товарищ, Вова, и сказал, что будем выходить. Я ответил ему, что не могу встать, а он говорит, что ему тоже тяжело, потому что прострелены ноги. Но таки собрались с силами, я помог ему встать и мы стали выбираться. Идти по взлетке - это 99 из 100 - смерть, но по крайней мере, я понимал, что погибну с оружием в руках и в плен меня не возьмут. Уходили многие, а некоторые остались охранять тяжело раненых, выносить их не было возможности. Многие из них умирали у нас на глазах. Мы решили, что из тех, кто выйдет, хоть кто-то сможет добраться до своих, рассказать, что случилось и с какой стороны можно подъехать, чтоб забрать остальных.
Нам повезло, потому что было темно, и я думаю, что враги приняли нас за сепаров. Тогда что-то произошло, и не было мобильной связи и рации тоже глушились. Может, это как-то повлияло на то, что нам удалось выйти, потому что шли мы тупо по взлетной полосе. А дошли не все, потому что как таковой дороги не было, а в темноте после таких контузий и с травмами ориентация теряется, элементарно от усталости плохо соображаешь. Был туман, многие просто потерялись, некоторые падали в воронки. Но потом разыскали практически всех.
Мы вышли на метеостанцию утром, нас забрал БТР и отвез в Водяное, оттуда нас отправили по госпиталям. Я знаю, что судьба моих двоих ребят, их позывные Борода и Якут, которые там до последнего стояли, - неизвестна, но слышал такую информацию, что их под завалами нашел враг и что вроде как они в плену. Надеюсь, что если это так, их удастся обменять. Мертвыми я их не видел и в списках тоже. Ребят из плена надо вытягивать, и нашему руководству и командованию стоит не забывать о тех, кто стоял там насмерть.
Никто так не хочет мира, как солдаты, которые воевали, потому что мы видели. какое горе приносит война всем: военным, мирному населению, природе, домам. Это такая травма, которая не залечится. Для меня - это тяжелые воспоминания. Но любая война заканчивается миром, как бы там ни было. Вопрос: какой ценой? Многие ребята выжили и собираются ехать опять воевать. Я тоже прохожу ВВК (военно-врачебная комиссия, - ред.), меня отправили дообследоваться, потому что травмы были серьезные, но я хочу вернуться на фронт. Моя война еще не закончена! Год отвоюю, а там будет видно, что дальше. Мы, как люди гражданские, пришли на войну помочь нашей стране, помочь армии. Но воевать всю жизнь мы не можем. У нас есть семьи, и того снабжения, которое получаешь там, недостаточно для того, чтоб прокормить родных. Впрочем, все эти годы мы жили только для себя, покупали хорошие машины, квартиры, но никто никогда не думал об армии. Та свобода, которую мы получили, далась как-то легко и спокойно, становление нации как таковой мы не прошли. Может быть, теперь оно вернулось нам всем с лихвой, и мы должны пройти этот путь.
Самое тяжелое на войне - это смотреть, как твои раненые товарищи требуют помощи, а ты не всегда им можешь помочь. Люди важны и ценны. Только на войне понимаешь, что тот, кто сейчас находится рядом возле тебя, может прийти к тебе утром, чтоб попить кофе, а через час его может не быть в живых.
А у тех ребят, которые погибли, остались дети. Отцов им никто не заменит, но мы, если выживем, будем пытаться помочь сгладить эту утрату, поскольку их отцы погибли, защищая эту родину. И не дадим власти забывать об этих детях. Как нельзя забывать и о нас, солдатах. Мы не должны думать про свой тыл, а тыл для нас - это обеспечение семей и какие-то гарантии от государства. Очень многие не получили даже справок о том, что воевали. Мы удивляемся тому, что гражданские не понимают, что идет война, но гораздо печальнее, что некоторые военные этого тоже не понимают. Некоторые штабы работают с выходными, проходными, ну а на передовой выходных нет. Пройдя войну, мы все меняемся, и психика у многих нарушена, потому что многие из нас десятки раз прощались с жизнью. Какая-то мирская мелочь - это дикость для солдата, поэтому многие могут неадекватно реагировать. Обществу надо к нам привыкать. Нужно, чтоб человек вернулся и был нужен на работе, чтоб ему помогли адаптироваться. Мы воюем для того, чтоб добиться каких-то перемен в этой стране, но мы должны получать что-то взамен: политикам надо общаться с людьми, а офицерам общаться с солдатами. Тогда, может, сообща мы придем к чему-то новому.

Источник: https://goo.gl/acViTh